Покаялись и все? Семь нечистых духов

Хорошо известна притча Спасителя о нечистом духе, вышедшем из человека. «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, пришедши, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого». (Мф. 12: 43-45). 

Нечистые духи в аскетическом понимании соединяются с различными родами страстей. Таким образом, вышедший из человека нечистый дух — есть вместе с тем некая побежденная страсть. 
Что бы нужно было сделать человеку, сумевшему победить греховную привычку? Для начала поставить ум свой на страже сердца. А если этого нет?.. Посмотрим, что может получиться… 

Итак, грех побежден! Ура! Склонность, положим, к пьянству изгнана из моего сердца. И я торжествую. Увы, недолго. Я не успел дать место Духу Святому в моем вычищенном сердце. (И это так понятно! Я так старался сам, так сильно и умиленно просил помощи Божией; так сердечно и долго пытались помочь мне мои близкие — всячески, и прежде всего — соединенной своей молитвой. И теперь я спокойно и безмятежно отдыхаю.) Но тут-то нечистый дух пьянства, поскитавшись по безводным местам, ища покоя, и не обретя, тихонечко возвращается — и, видя горницу души пустой, идет за известной ему семеркой товарищей, которые помогут ему — по опыту знает — вновь вселиться в эту чистенькую, и такую лакомую, такую желанную душу. Дело облегчается тем, что, как он видит,— сторожа нет. 

Первым в дело идет нечистый ДУХ ГОРДОСТИ, который в зависимости от характера и настроения чистенького «пациента», раскрывается одним из трех лиц: самодовольство («какой я все же молодец, что сумел сам победить свой грех»), самонадеянность («оказывается, это не так уж трудно; и у меня вполне достаточно сил, чтобы справиться с этим»), самоуверенность («да и вообще эта мерзость не посмеет больше ко мне приблизиться, зная, что я опытный борец с нею и победитель»). И при моей неопытности в духовно-нравственной жизни он, соблазняя меня тремя своими лицами в любом сочетании и последовательности,— проникает и прочно обосновывается в бедной моей душе. 

И не просто обосновывается; он дает проход своему товарищу, другому нечистому духу, ДУХУ ЛЕНОСТИ. И действительно — что такое? — все прекрасно и навсегда: дух пьянства не возвращается, другие безобразные духи тоже недвижны по отношению ко мне (а дух самодовольства самоуверенности, самонадеянности проник ласково и незаметно) — можно и отдохнуть. Прежде в моей жизни было много греха, но много и напряженной борьбы. Я устал от этой напряженности; и совесть спокойна; да и что теперь, собственно, нужно делать? — труд духовный, кажется? — ничего, можно и немного погодя. А пока — отдохнем… 

И вот я, нравственный богатырь, свален и опутан сладкой паутиной духа лености, нежелания напряженности. А сей властитель уступает местечко и следующему своему товарищу, закрепляющему успех - ДУХУ ДЕЛАНИЯ ВНЕШНЕГО. Всякое внешнее делание имеет обычно то свойство, что им, как правило, душа удовлетворяется. Ехидно вползший третий дух нечистый или совсем аннулирует молитву, или делает ее бессильной. Я лишаюсь одного из главных оружий. 

Чувство удовлетворенности, так присущее внешнему деланию, гонит прочь остатки покаяния (если только они еще сохранились в моей душе), но пропускает торжественно и пышно появляющегося четвертого нечистого ДУХА — НЕРАСКАЯННОСТИ, нежелания каяться. Он бесстрашно проходит в сопровождении хороших помощников: самооправдания и невнимательности к себе. Для более крупных погрешностей тут же находятся извинительные причины. Даже бывая в церкви на исповеди (в основном на «общей»), по существу остаюсь нераскаянным. Так я лишаюсь и другого главного оружия. Нераскаянность уже и сама по себе может привлечь из безводных мест любых нечистых духов; но они — многоопытные — знают, как действовать, где удобнее всего нанести самый больной удар. 

Его наносит следующий нечистый дух — ДУХ НЕБЛАГОДАРНОСТИ; ему к тому же естественно занять свое срединное место там, где уже обжились самодовольство, лень, безмолитвенность, нераскаянность. Я, неблагодарный, ничего доброго не способен видеть ни в действиях Божиих, ни в действиях людей, жалостливо спешащих мне на помощь, а все приписываю себе. 

Тогда-то, вслед за неблагодарностью, скачет шестой нечистый дух. Он приносит с собой РАВНОДУШИЕ ко всем людям. Он приносит с собой замкнутость на себе. И мне все люди небезразличны уже лишь по тому, какие они со всех сторон несут мне обиды (обиды, конечно, мнимые, но для меня-то они действительны). Растет озлобленность и недовольство. Между тем, сам я в своей ослепленности и равнодушии, раздаю обиды направо и налево, но, не видя людей, не вижу и наносимые мною обиды. В моей окрестности, по естественному порядку вещей, смыкается круг одиночества. Наиболее разрушительно мое отношение к тем, кто стремится меня спасти… 

Сей нечистый дух хорошо поработал. Вкруг меня одни обломки: обломки моей души; обломки прежних добрых отношений. Еще я по укоренившейся привычке во всех моих бедах вижу вину тех, кто суть и были окрест меня, в себе же наблюдаю одно добросердечие, но уже все более и более неладно становится на душе, и от этой неладности возрастает смутность, и самое главное — невесть как освободиться. И тогда-то вползает и распространяется, как кисель, по всему пространству души седьмой страшнейший дух нечистый — ДУХ УНЫНИЯ. О его действии можно написать диссертацию, но — печальную. Посему лучше здесь поставить точку. 

Из книги «Наследный дар архимандрита Иоанна (Крестьянкина)».